Аверченко Аркадий
I
- Я несчастный человек - вот что!
- Что за вздор?! Никогда я этому не поверю.
- Уверяю тебя.
- Ты можешь уверять меня целую неделю, и все-таки я скажу, что ты
городишь самый отчаянный вздор. Чего тебе недостает? Ты имеешь ровный,
мягкий характер, деньги, кучу друзей и, главное, - пользуешься вниманием
и успехом у женщин.
Вглядываясь печальными глазами в неосвещенный угол комнаты, Кораблев
тихо сказал:
- Я пользуюсь успехом у женщин...
Посмотрел на меня исподлобья и смущенно сказал:
- Знаешь ли ты, что у меня шесть возлюбленных?!
- Ты хочешь сказать - было шесть возлюбленных? В разное время? Я,
признаться, думал, что больше.
- Нет, не в разное время, - вскричал с неожиданным одушевлением в
голосе Кораблев, - не в разное время!! Они сейчас у меня есть! Все!
Я в изумлении всплеснул руками.
- Кораблев! Зачем же тебе столько?
Он опустил голову.
- Оказывается, - меньше никак нельзя. Да... Ах, если бы ты знал, что
это за беспокойная, хлопотливая штука... Нужно держать в памяти целый ряд
фактов, уйму имен, запоминать всякие пустяки, случайно оброненные слова,
изворачиваться и каждый день, с самого утра, лежа в постели, придумывать
целый воз тонкой, хитроумной лжи на текущий день.
- Кораблев! Для чего же... шесть?
Он положил руку на грудь.
- Должен тебе сказать, что я вовсе не испорченный человек. Если бы я
нашел женщину по своему вкусу, которая наполнила бы все мое сердце, - я
женился бы завтра. Но со мной происходит странная вещь: свой идеал
женщины я нашел не в одном человеке, а в шести. Это, знаешь, вроде
мозаики.
- Мо-за-ики?
- Ну, да, знаешь такое из разноцветных кусочков складывается. А
потом картина выходит. Мне принадлежит прекрасная идеальная женщина, но
куски ее разбросаны в шести персонах...
- Как же это вышло? - в ужасе спросил я.
- Да так. Я, видишь ли, не из того сорта людей, которые,
встретившись с женщиной, влюбляются в нее, не обращая внимания на многое
отрицательное, что есть в ней. Я не согласен с тем, что любовь слепа. Я
знал таких простаков, которые до безумия влюблялись в женщин за их
прекрасные глаза и серебристый голосок, не обращая внимания на слишком
низкую талию или большие красные руки. Я в таких случаях поступаю не так.
Я влюбляюсь в красивые глаза и великолепный голос, но так как женщина без
талии и рук существовать не может - отправляюсь на поиски всего этого.
Нахожу вторую женщину - стройную, как Венера, с обворожительными ручками.
Но у нее сентиментальный, плаксивый характер. Это, может быть, хорошо, но
очень и очень изредка... Что из этого следует? Что я должен отыскать
женщину с искрометным прекрасным характером и широким душевным размахом!
Иду, ищу... Так их и набралось шестеро!
Я серьезно взглянул на него.
- Да это действительно похоже на мозаику.
- Не правда ли? Форменная. У меня, таким образом, составилась
лучшая, может быть, женщина в мире, но если бы ты знал - как это тяжело!
Как это дорого мне обходится!..
Со стоном он схватил себя руками за волосы и закачал головой направо
и налево.
- Все время я должен висеть на волоске. У меня плохая память, я
очень рассеянный, а у меня в голове должен находиться целый арсенал таких
вещей, которые, если тебе рассказать, привели бы тебя в изумление.
Кое-что я, правда, записываю, но это помогает лишь отчасти.
- Как записываешь?
- В записной книжке. Хочешь? У меня сейчас минута откровенности, и я
без утайки тебе все рассказываю. Поэтому, могу показать и свою книжку.
Только ты не смейся надо мной.
Я пожал ему руку.
- Не буду смеяться. Это слишком серьезно... Какие уж тут шутки!
- Спасибо. Вот видишь - скелет всего дела у меня отмечен довольно
подробно. Смотри: "Елена Николаевна. Ровный, добрый характер, чудесные
зубы, стройная. Поет. Играет на фортепиано".
Он почесал углом книжки лоб.
- Я, видишь ли, люблю очень музыку. Потом, когда она смеется - я
получаю истинное наслаждение; очень люблю ее! Здесь есть подробности:
"Любит, чтобы называли ее Лялей. Любит желтые розы. Во мне ей нравится
веселье и юмор. Люб. шампанск. Аи. Набожн. Остерег. своб. рассужд. о
религ. вопр. Остерег. спрашив. о подруге Китти. Подозрев., что подруга
Китти неравнодушна ко мне"... Теперь дальше: "Китти... Сорванец,
способный на всякую шалость. Рост маленький. Не люб., когда ее целуют в
ухо. Кричит. Остерег. целов. при посторонн. Из цветов люб. гиацинты.
Шамп. только рейнское. Гибкая, как лоза, чудесно танц. матчиш. Люб.
засахар. каштаны и ненавид. музыку. Остерег. музыки и упоминания об Елене
Ник. Подозрев."
Кораблев поднял от книжки измученное, страдальческое лицо.
- И так далее. Понимаешь ли - я очень хитер, увертлив, но иногда
бывают моменты, когда я чувствую себя летящим в пропасть... Частенько
случалось, что я Китти называл "дорогой единственной своей Настей", а
Надежду Павловну просил, чтобы славная Маруся не забывала своего верного
возлюбленного. В тех слезах, которые исторгались после подобных случаев,
можно было бы с пользой выкупаться.
Однажды Лялю я назвал Соней и избежал скандала только тем, что
указал на это слово, как на производное от слова "спать". И, хотя она ни
капельки не была сонная, но я победил ее своей правдивостью. Потом уже я
решил всех поголовно называть дусями, без имени, благо, что около того
времени пришлось мне встретиться с девицей, по имени Дуся (прекрасные
волосы и крошечные ножки. Люб. театр. Автомоб. ненавидит. Остерег.
автомоб. и упомин. о Насте. Подозрев.).
Я помолчал.
- А они... тебе верны?
- Конечно. Так же, как я им. И каждую из них я люблю по-своему за
то, что есть у нее хорошего. Но шестеро - это тяжело до обморока. Это
напоминает мне человека, который когда собирается обедать, то суп у него
находится на одной улице, хлеб на другой, а за солью ему приходится
бегать на дальний конец города, возвращаясь опять за жарким и десертом в
разные стороны. Такому человеку, так же, как и мне, приходилось бы
день-деньской носиться, как угорелому, по всему городу, всюду опаздывать,
- слышать упреки и насмешки прохожих... И во имя чего?!
Я был подавлен его рассказом. Помолчав, встал и сказал:
- Ну, мне пора. Ты остаешься здесь, у себя?
- Нет, - отвечал Кораблев, безнадежно смотря на часы. - Сегодня мне
в половине седьмого нужно провести вечер по обещанию у Елены Николаевны,
а в семь - у Насти, которая живет на другом конце города.
- Как же ты устроишься?
- Я придумал сегодня утром. Заеду на минутку к Елене Николаевне и
осыплю ее градом упреков за то, что на прошлой неделе знакомые видели ее
в театре с каким-то блондином. Так как это сплошная выдумка, то она
ответит мне в резком, возмущенном тоне, - я обижусь, хлопну дверью и
уйду. Поеду к Насте.
Беседуя со мной таким образом, Кораблев взял палку, надел шляпу и
остановился, задумчивый, что-то соображающий.
- Что с тобой?
Молча снял он с пальца кольцо с рубином, спрятал его в карман, вынул
часы, перевел стрелки и затем стал возиться около письменного стола.
- Что ты делаешь?
- Видишь, тут у меня стоит фотографическая карточка Насти,
подаренная мне с обязательством всегда держать ее на столе. Так как Настя
сегодня ждет меня у себя и ко мне, следовательно, никоим образом не
заедет, то я без всякого риска могу спрятать портрет в стол. Ты спросишь
- почему я это делаю? Да потому, что ко мне может забежать маленький
сорванец Китти и, не застав меня, захочет написать два-три слова о своем
огорчении. Хорошо ли будет, если я оставлю на столе портрет соперницы?
Лучше же я поставлю на это время карточку Китти.
- А если заедет не Китти, а Маруся... И вдруг она увидит на столе
Киттин портрет? Кораблев потер голову.
- Я уже думал об этом... Маруся ее в лицо не знает, и я скажу, что
это портрет моей замужней сестры.
- А зачем ты кольцо снял с пальца?
- Это подарок Насти. Елена Николаевна однажды приревновала меня к
этому кольцу и взяла слово, чтоб я его не носил. Я, конечно, обещал. И
теперь перед Еленой Николаевной я его снимаю, а когда предстоит встреча с
Настей - надеваю. Помимо этого мне приходится регулировать запахи своих
духов, цвет галстуков, переводить стрелки часов, подкупать швейцаров,
извозчиков и держать в памяти не только все сказанные слова, но и то -
кому они сказаны и по какому поводу
- Несчастный ты человек, - участливо прошептал я.
- Я же тебе и говорил! Конечно, несчастный.
II
Расставшись на улице с Кораблевым, я потерял его из виду на целый
месяц. Дважды за это время мною получаемы были от него странные
телеграммы:
"2 и 3 числа настоящего месяца мы ездили с тобой в Финляндию.
Смотри, не ошибись. При встрече с Еленой сообщи ей это".
И:
- "Кольцо с рубином у тебя. Ты отдал его ювелиру, чтобы изготовить
такое же. Напиши об этом Насте. Остерег. Елены".
Очевидно, мой друг непрерывно кипел в том страшном котле, который
был им сотворен в угоду своему идеалу женщины; очевидно, все это время
он, как угорелый, носился по городу, подкупал швейцаров, жонглировал
кольцами, портретами и вел ту странную, нелепую бухгалтерию, которая его
только и спасала от крушения всего предприятия.
Встретившись однажды с Настей, я вскользь упомянул, что взял на
время у Кораблева прекрасное кольцо, которое теперь у ювелира - для
изготовления такого же другого.
Настя расцвела.
- Правда? Так это верно? Бедняжка он... Напрасно я так его терзала.
Кстати, вы знаете - его нет в городе! Он на две недели уехал к родным в
Москву.
Я этого не знал, да и, вообще, был уверен, что это один из сложных
бухгалтерских приемов Кораблева; но все-таки тут же счел долгом поспешно
воскликнуть:
- Как же, как же! Я уверен, что он в Москве.
Скоро я, однако, узнал, что Кораблев действительно был в Москве и
что с ним там случилось страшное несчастье. Узнал я об этом, по
возвращении Кораблева, - от него самого.
III
- Как же это случилось?
- Бог его знает! Ума не приложу. Очевидно, вместо бумажника жулики
вытащили. Я делал публикации, обещал большие деньги - все тщетно! Погиб я
теперь окончательно.
- А по памяти восстановить не можешь?
- Да... попробуй-ка! Ведь там было, в этой книжке, все до мельчайших
деталей - целая литература! Да еще за две недели отсутствия я все забыл,
все перепуталось в голове, и я не знаю - нужно ли мне сейчас поднести
Марусе букет желтых роз или она их терпеть не может? И кому я обещал
привезти из Москвы духи "Лотос" - Насте или Елене? Кому-то из них я
обещал духи, а кому-то полдюжины перчаток номер шесть с четвертью... А
может - пять три четверти? Кому? Кто швырнет мне в физиономию духи? И кто
- перчатки? Кто подарил мне галстук, с обязательством надевать его при
свиданиях? Соня? Или Соня, именно, и требовала, чтобы я не надевал
никогда этой темно-зеленой дряни, подаренной - "я знаю кем!" Кто из них
не бывал у меня на квартире никогда? И кто бывал? И чьи фотографии я
должен прятать? И когда?
Он сидел с непередаваемым отчаянием во взоре. Сердце мое сжалось.
- Бедняга ты! - сочувственно прошептал я. - Дай-ка, может быть, я
кое-что вспомню... Кольцо подарено Настей. Значит, "остерег. Елены"...
Затем карточки... Если приходит Китти, то Марусю можно прятать, так как
она ее знает, Настю - не прятать? Или, нет - Настю прятать? Кто из них
сходил за твою сестру? Кто из них кого знает?
- Не з-наю,- простонал он, сжимая виски. - Ничего не помню! Э, черт!
Будь, что будет.
Он вскочил и схватился за шляпу.
- Еду к ней!
- Сними кольцо, - посоветовал я.
- Не стоит. Маруся к кольцу равнодушна.
- Тогда надень темно-зеленый галстук.
- Если бы я знал! Если бы знать - кто его подарил и кто его
ненавидит... Э, все равно!.. Прощай, друг.
IV
Всю ночь я беспокоился, боясь за моего несчастного друга. На другой
день утром я был у него. Желтый, измученный, сидел он у стола и писал
какое-то письмо.
- Ну? Что, как дела?
Он устало помотал в воздухе рукой.
- Все кончено. Все погибло. Я опять почти одинок!..
- Что же случилось?
- Дрянь случилась, бессмыслица. Я хотел действовать на авось...
Захватил перчатки и поехал к Соне. "Вот дорогая моя Ляля, - сказал я
ласково, - то, что ты хотела иметь! Кстати, я взял билеты в оперу. Мы
пойдем, хочешь? Я знаю, это доставит тебе удовольствие"... Она взяла
коробку, бросила ее в угол и, упавши ничком на диван, зарыдала.
"Поезжайте, - сказала она, - к вашей Ляле и отдайте ей эту дрянь. Кстати,
с ней же можете прослушать ту отвратительную оперную какофонию, которую я
так ненавижу". "Маруся, - сказал я, - это недоразумение!"... "Конечно", -
закричала она, - недоразумение, потому что я с детства - не Маруся, а
Соня! Уходите отсюда!" От нее я поехал к Елене Николаевне... Забыл снять
кольцо, которое обещал ей уничтожить, привез засахаренные каштаны, от
которых ее тошнит и которые, по ее словам, так любит ее подруга Китти...
Спросил у нее: "Почему у моей Китти такие печальные глазки?..", лепетал,
растерявшись, что-то о том, что Китти - это производное от слова "спать"
и, изгнанный, помчался к Китти спасать обломки своего благополучия. У
Китти были гости... Я отвел ее за портьеру и, по своему обыкновению,
поцеловал в ухо, отчего произошел крик, шум и тяжелый скандал. Только
после я вспомнил, что для нее это хуже острого ножа... Ухо-то. Ежели его
поцеловать...
- А остальные? - тихо спросил я.
- Остались двое: Маруся и Дуся. Но это - ничто. Или почти ничто. Я
понимаю, что можно быть счастливым с ц е л о й г а р м о н и ч н о й
женщиной, но если эту женщину разрезают на куски, дают тебе только ноги,
волосы, пару голосовых связок и красивые уши - будешь ли ты любить эти
разрозненные мертвые куски?.. Где же женщина? Где гармония?
- Как так? - вскричал я.
- Да так... Из моего идеала остались теперь две крохотных ножки,
волосы (Дуся) да хороший голос с парой прекрасных, сводивших меня с ума
ушей (Маруся). Вот и все.
- Что же ты теперь думаешь делать?
- Что?
В глазах его засветился огонек надежды.
- Что? Скажи, милый, с кем ты был позавчера в театре?? Такая
высокая, с чудесными глазами и прекрасной, гибкой фигурой.
Я призадумался.
- Кто?.. Ах, да! Это я был со своей кузиной. Жена инспектора
страхового общества.
- Милый! Познакомь!
--------------------------------------
---------------------------------------------------------------
© Copyright Lord Heart. Портал Миров.
---------------------------------------------------------------
<<< Вернуться назад